Йом а-Шоа – День памяти жертв Холокоста.

Монумент детям Варшавского гетто

Йом а-Шоа установлен в память о шести миллионах евреев, уничтоженных нацистами, в период Второй мировой войны.

День Йом а-Шоа.

В этот день, по всему Израилю звучит траурная сирена. На две минуты прекращается всякая деятельность, останавливается транспорт. Люди замирают в скорбном молчании. Во многих домах зажигают поминальные свечи. В мемориальном музее, “Яд ва-Шем” в Иерусалиме, проходит официальная церемония поминовения жертв Катастрофы. Миллионы евреев, живущих в Израиле и за его пределами, читают в этот день заупокойную молитву “Кадиш”.
Этому трагическому событию посвящены многие литературные произведения. Ниже некоторые из них:

Бродят Рахили, Хаимы, Лии,
Как прокаженные, полуживые,
Камни их травят, слепы и глухи,
Бродят, разувшись пред смертью, старухи,
Бродят младенцы, разбужены ночью,
Гонит их сон, земля их не хочет.
Горе, открылась старая рана,
Мать мою звали по имени – Хана.
(Илья Эренбург)
“Я верю, что поэзия спасет человека”
(Чеслав Милош).




Предыстория и хронология Холокоста.

В Восточной Европе жили миллионы евреев. После оккупации Германией Польши, в 1939 году, под немецкий контроль попали более двух миллионов польских евреев. Когда Германия вторглась в СССР, в июне 1941 года, во власти нацистов оказались еще несколько миллионов евреев. Немцы намеревались контролировать многочисленное еврейское население, согнав его в специально отведенные зоны городов, называемые “гетто”. На оккупированных территориях гитлеровцы организовали около 1000 гетто. Самое крупное находилось в Варшаве.

В Варшавском гетто

12 ОКТЯБРЯ 1940 г. ЗАКЛЮЧЕНИЕ ВАРШАВСКИХ ЕВРЕЕВ В ГЕТТО.

Немецкое командование издает приказ об организации в Варшаве гетто. Все варшавские евреи согнаны в специально отведенную зону, которую в ноябре 1940 г. отделяют от остального города. Зону огораживают стеной, высотой более 3 метров, с колючей проволокой наверху. Немцы тщательно охраняют границы гетто, не допуская контактов его жителей с остальной Варшавой. Варшавское гетто – самое крупное из всех, как по площади, так и по числу жителей. Более 350 000 евреев, примерно 30 процентов городского населения, заключены были на клочке земли, составлявшем примерно 2,4 процента всей площади города.
В 1941 году, ежедневный выдаваемый нацистами по карточке паёк, составлял для поляков 669г., а для евреев лишь 184г., что существенно ниже минимальной потребности для жизни. По этой причине, в Варшавском гетто, восемьдесят процентов всех потребляемых продуктов получалось нелегально, через контрабанду. Для большинства людей основной надеждой стали дети, не обязанные до 12 лет носить “жёлтую звезду” и способные проскальзывать в небольшие лазы и канализационные коммуникации, по несколько раз в день. Дети регулярно совершали вылазки за пропитанием. Эти “дети-герои”, как отмечает исследователь Ричард Лукас , спасли или продлили жизни огромному количеству взрослых, но сами, зачастую гибли от пуль немецкой полиции.
На одной из панелей варшавского Мемориала детям – жертвам Холокоста, сооруженного после войны, начертаны три строфы текста стихотворения, вместе с их переводами с польского на английский и на иврит. Они стали эпитафией одному миллиону детей, уничтоженных в годы Холокоста.

Przez mury, przez dziury, przez warty
Przez druty, przez gruzy, przez płot
Zgłodniały, zuchwały, uparty
Przemykam, przebiegam jak kot….
(Перевод на русский язык см. ниже)

Всё произведение написано польской поэтесой еврейского происхождения Хенрикой Лазоверт, узницей варшавского гетто.( Её вместе с матерью, Блюмой Лазоверт, депортировали в лагерь смерти Треблинку, где они погибли в газовых камерах.)
В гетто, Хенрика Лазоверт, не прекращала писать стихи. Самой известной её работой стало стихотворение “Маленький контрабандист”, посвященное безымянному мальцу – герою.

Дети, приносящие еду в гетто
Дети, приносящие еду в гетто

Маленький контрабандист (три строфы из этого стихотворения выбиты на Стене памяти детям).

Сквозь стены, через дыры, возле караула,
Через проволоку, через развалины, через забор,
Голодный, дерзкий, упрямый
Скольжу, перебегаю, как кот.

В полдень, ночью, на рассвете,
В метель, ненастье и в жару,
По сто раз рискую жизнью,
Подставляю свою детскую шею.

Простой мешок под мышкой,
Рваное отрепье на спине,
Молодые проворные ноги,
А в сердце неизменно страх.

Но всё нужно стерпеть,
И всё надо снести,
Чтобы ты могла завтра
В достатке хлеба иметь.

Сквозь стены, через дыры, через кирпич,
Ночью, на рассвете и днём,
Дерзкий, голодный, хитрый,
Я двигаюсь тихо, как тень.

А если рука судьбы в этой игре
Когда-либо внезапно настигнет меня,
Это будет как обычная ловушка жизни.
Ты, мама, не жди меня.

Я не вернусь уже к тебе,
Голос издали не долетит.
Уличная пыль покроет
Потерянную детскую судьбу.

И только один вопрос
Застынет гримасой на губах:
Кто тебе, моя мама,
Принесёт завтра хлеб?

22 ИЮЛЯ 1942 г. ДЕПОРТАЦИЯ ВАРШАВСКИХ ЕВРЕЕВ В ЛАГЕРЬ СМЕРТИ ТРЕБЛИНКА.

В период между 22 июля и серединой сентября 1942 года, более 300 000 людей депортированы из Варшавского гетто: более 250 000 из них были позже отправлены в лагерь смерти Треблинка. Депортируемых направляют в Умшлагплатц (пункт депортации), который соединен с железнодорожной веткой Варшава — Малкиния. Их сажают в товарные вагоны и отвозят, главным образом, через Малкинию в Треблинку. Подавляющее большинство депортированных уничтожают по прибытии в Треблинку. В сентябре, по окончании массовой депортации 1942 г., в гетто из 250 тысяч человек остается  около 55 тысяч.

Александр Галич Януш Корчак
Александр Галич Януш Корчак

Поэт Александр Галич, написал поэму “Кадиш” и посвятил её памяти великого польского писателя, врача и педагога Якова Гольдшмидта (Януша Корчака), погибшего вместе со своими воспитанниками, из школы-интерната “Дом сирот,” в лагере уничтожения Треблинка.

Кадиш.

…А по вечерам все так же, как ни в чем не бывало, играет музыка:
Сэн-Луи блюз – ты во мне как боль, как ожог,
Сэн-Луи блюз – захлебывается рожок!
А вы сидите и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
Вы платите деньги и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
Вы жрете, пьете и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
И поет мой рожок про дерево,
На котором я вздерну вас!
Да-с, да-с…
Уходят из Варшавы поезда,
И все пустее гетто, все темней,
Глядит в окно чердачная звезда,
Гудят всю ночь, прощаясь, поезда
И я прощаюсь с памятью своей…
Осенней медью город опален,
А я – хранитель всех его чудес,
Я неразменным одарен рублем,
Мне ровно дважды семь, и я влюблен
Во всех дурнушек и во всех принцесс!
Осени меня своим крылом,
Город детства с тайнами неназванными,
Счастлив я, что и в беде и в праздновании
Был слугой твоим и королем.
Я старался сделать все, что мог,
Не просил судьбу ни разу: высвободи!
И скажу на самой смертной исповеди,
Где, в которой расписаться ведомости?
Об одном прошу, спаси от ненависти,
Мне не причитается она.
И вот я врач, и вот военный год,
Мне семью пять, а веку семью два,
В обозе госпитальном кровь и пот,
И кто-то, помню, бредит и поет
Печальные и странные слова:
“Гори, гори, моя звезда,
Звезда любви, звезда приветная,
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет…”
Ах, какая в тот день приключилась беда,
По дороге затопленной, по лесу,
Чтоб проститься со мною, с чужим, навсегда,
Ты прошла пограничную полосу.
И могли ль мы понять в том году роковом,
Что беда эта станет пощадою,
Полинявшее знамя пустым рукавом
Над платформой качалось дощатою.
Наступила внезапно чужая зима,
И чужая, и все-таки близкая,
Шла французская фильма в дрянном “синема”
Барахло торговали австрийское,
Понукали извозчики дохлых коняг,
И в кафе, заколоченном наглухо,
Мы с тобою сидели и пили коньяк,
И жевали засохшее яблоко.
И в молчаньи мы знали про нашу беду,
И надеждой не тешились гиблою,
И в молчаньи мы пили за эту звезду,
Что печально горит над могилою:
“Умру ли я, ты над могилою
Гори, сияй, моя звезда…”
Уходят из Варшавы поезда,
И скоро наш черед, как ни крути,
Ну, что ж, гори, гори, моя звезда,
Моя шестиконечная звезда,
Гори на рукаве и на груди!
Окликнет эхо давним прозвищем,
И ляжет снег покровом пряничным,
Когда я снова стану маленьким,
А мир опять большим и праздничным,
Когда я снова стану облаком,
Когда я снова стану зябликом,
Когда я снова стану маленьким,
И снег опять запахнет яблоком,
Меня снесут с крылечка, сонного,
И я проснусь от скрипа санного,
Когда я снова стану маленьким,
И мир чудес открою заново.
…Звезда в окне и на груди звезда,
И не поймешь, которая ясней,
А я устал, и, верно, неспроста
Гудят всю ночь, прощаясь, поезда,
И я прощаюсь с памятью моей…

ЕВРЕЙСКОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ В ВАРШАВСКОМ ГЕТТО.

19 апреля 1943 года, немецкое командование принимает решение уничтожить Варшавское гетто. В апреле 1943 года, объявляет о новых депортациях. Возобновление депортаций служит сигналом к вооруженному восстанию в гетто. Большинство жителей гетто отказываются явиться к месту депортации. Многие прячутся от немцев, в предварительно подготовленных бункерах и укрытиях. Еврейские бойцы, и мужчины, и женщины, завязывают бои с нацистами. Чтоб заставить население выйти из укрытий, немцы поджигают гетто, и пожар не оставляет от него камня на камне. 16 мая 1943 года, сражение заканчивается. Тысячи евреев убиты, большую часть населения гетто депортируют в лагеря принудительного труда. Восстание в Варшавском гетто было самым масштабным и важным еврейским восстанием, а также первым городским восстанием в оккупированной немцами Европе.
Александр Яковлевич Аронов (годы жизни: 30 августа 1934, Москва 19 октября 2001, Москва) – русский поэт и журналист, в 1991 году, написал стихотворение, “Когда горело гетто…“, которое получило широкую известность. Виктор Берковский, известный российский бард, написал музыку на эти стихи, создав песню “Варшавское гетто. 1943 г.”

Александр Аронов, Виктор Берковский, “Варшавское гетто 43 года” Выступление Виктора Гагина 19.03.2016 в клубе “Эхо”, Карлсруе.

 

Чеслав Милош: “Campo di Fiori”.

Чеслав Милош
Чеслав Милош

Но ещё раньше, в 1943 году, польский поэт Чеслав Милош, написал стихотворение “Campo di Fiori“, ставшее широко известным в мире.
Чеслав Милош (годы жизни:30 июня 1911 – 14 августа 2004), польский поэт, переводчик, эссеист, в последующем лауреат Нобелевской премии по литературе 1980 года, праведник народов мира. Иосиф Бродский, выдающийся русский поэт, лаурет Нобелевской премии по литературе, считает Чеслава Милоша “самым великим поэтом нашего времени”.
Чеслав Милош одним из первых, среди деятелей польской культуры, отреагировал на восстание в Варшавском гетто 1943 года.
Свой долг писателя, Чеслав Милош видит в том, чтобы помнить об этом трагическом событии. В своей ответной речи, при вручении Нобелевской премии, Чеслав Милош сказал: “Память – это наша сила. Те, кто жив, получают мандат от тех, кто умолк навсегда. Они могут выполнить свой долг, лишь называя вещи своими именами, освобождая прошлое от вымыслов и легенд”.

Кампо ди Фьори.

В Риме на Кампо ди Фьори
Корзины маслин и лимонов,
Булыжник вином забрызган
И лепестками цветов.
Креветок розовых груды
На лотках у торговок,
Черного винограда
Охапки и персиков пух.
Здесь, на Кампо ди Фьори,
Сжигали Джордано Бруно,
Палач в кольце любопытных
Мелко крестил огонь,
Но только угасло пламя —
И снова шумели таверны,
Корзины маслин и лимонов
Покачивались на головах.

Я вспомнил Кампо ди Фьори
В Варшаве, у карусели,
В погожий весенний вечер,
Под звуки польки лихой.
Залпы за стенами гетто
Глушила лихая полька,
И подлетали пары
В весеннюю теплую синь.
А ветер с домов горящих
Сносил голубкaми хлопья,
И едущие на карусели
Ловили их на лету.
Трепал он девушкам юбки,
Тот ветер с домов горящих,
Смеялись веселые толпы
В варшавский праздничный день.
Мораль извлекая, скажут,
Что римляне ли, варшавяне
Торгуют, смеются, любят
Близ мученического костра.
Другие, возможно, скажут
О бренности мира людского,
О том, что забвенье приходит
Прежде, чем пламень угас.
Я же тогда подумал
Об одиночестве в смерти,
О том, что, когда Джордано
Восходил на костер,
Не нашел ни единого слова
С человечеством попрощаться,
С человечеством, что оставалось,
В человеческом языке.
Спешили хлебнуть винишка,
Торговать мясцом осьминогов,
Корзины маслин и лимонов
Плыли в шуме толпы.
И он был от них далеким,
Как будто прошли столетья,
А им и мгновенья хватило
Взглянуть на последний взлет.
И эти — одни в своей смерти,
Уже забытые миром.
Как голос дальней планеты,
Язык наш уже им чужд.
Когда-то всё станет легендой,
Тогда, через многие годы,
На новом Кампо ди Фьори
Поэт разожжет мятеж.

Варшава — Страстная неделя, 1943
(Перевод Натальи Горбаневской).

Израильским, национальным, мемориальным центром Яд ва-Шем, Чеслав Милош, причислен к праведникам мира, за помощь евреям во время Холокоста. Его брат, Анджей Милош (годы жизни:1917—2002), во время Второй мировой войны, жил в Вильнюсе и помогал евреям оттуда уезжать в Варшаву. Для одной из таких семейных пар, которая бежала в Варшаву, Чеслав Милош нашел убежище в Варшаве.

Михаил Ружанский.