Мы – дети войны. Мы – те, кого подростком опалило зловещее пламя войны, кто выжил, чудом уцелел во время Катастрофы .
Детство и отрочество- лучшая пора у человека. Когда, он еще не река, а чистый родник, и еще не день, а тихое солнечное утро.
Война засыпала грязью родник и погасила солнце. Она принесла неизбывное горе, кровь и слезы, тяжкие болезни, потери близких людей.
… Июль 1941года. Уже идут военные сражения на полях нашей страны. Каждую
ночь, ровно в двенадцать, появляются немецкие бомбардировщики, сбрасывают свой смертоносный груз на спящий город и безнаказанно улетают. А мы, босоногая пацанва, утром собираем осколки еще теплых бомб, затем с удовольствием плаваем в реке, которая – вот она рядом, прохладная, небыстрая.
В этот день – мы тоже на речке. Вдруг мы услышали спокойный моторный гул. Я поднял глаза в небо и увидел, словно нарисованные, клинья летящих самолетов. От них отрывались черные капли и устремлялись прямо на нас. Сообразили, что надо бежать. Вблизи находился спиртзавод. Вокруг выкопаны бомбоубежища. Я вскочил в одну из них. Тут же раздались взрывы. Потом я вернулся к воде. Реку не узнать- мутная, грязная, черная. Как и наша последующая жизнь. Одна бомба упала у места нашего купания. Взрывной волной троих ребят выбросило на берег. Впервые так близко я увидел безжизненное тело сверстника, его порванный живот, откуда вываливались кишки и сгустки застывшей крови… Значительно позже, в моей памяти вновь всплыла так явственно та первая встреча с войной. Со временем, детские впечатления не исчезли. Они гвоздями вбиты в клетки моего мозга.
Они не доиграли, не допели. Так говорят о тех, кто не увидел конца войны , кто остался навсегда в нашей памяти молодым. Вечная им слава!
Но это и о моем поколении. Мы не собирали из детских конструкторов железные
дороги. Не коллекционировали марки или монетки. Не пробовали играть на скрипке. Нам было не до этого.
Игорь Штайгман в двухлетнем возрасте стал узником еврейского гетто в городе
Черновцы. Затем его, вместе с родителями, сестрой и бабушкой и другими сопле менниками отправили за Днестр. Здесь их, под охраной румынских и украинских полицаев, перегоняли, как скот, из одного места в другое, с понуканием, свистом плетей, клацанием затворов. Взрослые шли длинной колонной, неся за плечами небольшой скарб, держа за руку детей. Игорь шел в строю гонимых. На него, закрывая солнце, падала зловещая тень карателя. Временами его брали на руки. Иногда охранник, сжалившись, сажал мальца на телегу. Но другой, злобно выругавшись, сбрасывал его на землю. Какой контраст между людьми! В одном сохранились еще человеческие чувства. У другого- ненависть, питаемая антисемитизмом, привитая ему с молоком матери.
Осень 1941 года выдалась дождливой, ветряной. Ударили ранние морозы. Замерзший, голодный, обезсиленный, он еще не знал, что и впереди, долгих три года, его ждут новые страдания, в опутанных колючей проволокой гетто.
Их названия: Могилев-Подольский, Яруга, Сказинец, Тывров- он запомнил на всю жизнь. Здесь, с малолетства его приучали к рабству и страху. За ним гонялись
с кнутом. Ругались грязными словами. Избивали. Ломали детскую душу.
А он хотел выбраться за гетто, вон к тем акациям и насытиться их сладким цветом.
Он мечтал быть свободным, как птица! Ему хотелось простора и воли!
Как каждому малышу в его возрасте. Он не понимал, что он –узник и все его детские желания и действия ограничены. Всегда голодный, он мечтал когда – нибудь наесться досыта. А когда, однажды, крестьянин накормил его обыкновенной горячей пищей, у него начались кишечные спазмы. Его истощенный организм не принимал нормального питания.
Ницше говорил, что люди ежедневно должны смеяться, хотя бы полчаса .
Но для этого необходимы радости. Ни в гетто, ни в эвакуации основания для улыбок и смеха отсутствовали. Больше было горя и слез.
… Нас эвакуировали из Кировограда в Ростовскую область и разместили в казачьей станице. Сестры с утра уходили в поле, а мы с мамой и младенцем Мойсеем оставались дома. Мама ночами не спала. Ей казалось, что вот-вот придут казаки и шашками зарубят нас. Пережив в молодости еврейский погром, в котором принимали участие казаки, она всю жизнь смертельно боялась их.
Войска третьего рейха быстро продвигались по Украине. И нам снова пришлось
уходить. Мы шли днем и ночью, в дождь и стужу. Маленький Мойсей не выдержал жестоких испытаний. Он сгорел от сильного воспаления легких. Свеча его жизни потухла, даже не успев разгореться. Мы похоронили его под яблоней, соорудив над ним небольшой холмик.
В узбекском колхозе, куда мы прибыли после долгих скитаний, работали уже все, и мал, и стар. Но колхоз не платил денег, не давал продукты. Он начислял трудодни, как и всем колхозникам. Забывая при этом, что у последних имелся собственный дом и приусадебное хозяйство. Мы же впятером ютились в сторожевой мазанке, которая в дождь еще и протекала. И есть нам было нечего. Колхозники – животноводы делились с нами жмыхом, отрывая его у своих подопечных. Продукт этот представлял собой твердый концентрат, отход выжимки жира из семечек разных масличных растений. Я бережно отламывал кусочек и тщательно обсасывал, как собака обгладывает мозговую косточку.
Вдоль дороги, пересекающей аул, росли тутовые деревья. Сладкие, зернистые ягоды шелковицы я съедал в огромном количестве, не ради лакомства, а чтоб заполнить пустую утробу. И все равно не наедался. Хотелось хлеба. Мы сильно голодали и сильно болели. На заболоченных полях, где мы работали , гнездились малярийные комары- переносчики возбудителя тяжелой болезни.
Я помню свои ощущения при малярии: голова кружится, такая слабость, что не в силах подняться с места, кожа становится белой, как снег , словно с тела выкачали кровь. Комары малярийные и впрямь кровососущие. Температура высокая, но меня знобит так сильно, что не помогают ни одеяло, ни зимняя одежда, наброшенная сверху. От длительного применения хинина белки глаз становятся желтыми.
Хронически болела и младшая из сестер. Систематическое, специальное лечение
отсутствовало. Она ушла из жизни совсем молодой.
Рядом с нами жили две сестрички с мамой. Они работали на скотном дворе. Заразившись от больных коров, обе девушки заболели бруцеллезом. Болезнь протекала долго и мучительно. И в конце концов сгубила их.
Иногда спорят, кто перенес невзгод больше- пережившие Холокост в гетто и
лагерях смерти или выжившие в эвакуации. На каких весах можно измерить челове
ческие страдания и потери? Мучений хватило всем.
Мы, бежавшие от немцев, несмотря на холод и постоянный голод, на лишения и муки, все равно могли выжить. Такая возможность не исключалась.
Узники гетто и концлагерей, на оккупированной немцами территории, были обречены на смерть. Над ними постоянно висел на тонкой ниточке дамоклов меч. Ежедневно, в любое время, их могли расстрелять, отправить в газовые камеры.
Палач Антонеску и его подручные, первые среди фашистов, придумали метод медленного уничтожения сотен тысяч евреев путем ограбления, насильственного
изгнания из мест проживания, изоляции в гетто, через инфекционные болезни, голодное истощение, каторжные работы. Это, как выключение элктрического света не щелчком тумблера, когда сразу отключается источник электроэнергии, а ползунком реостата, двигая его постепенно, до полного наступления темноты.
… Миша Шендеров не видел солнца почти два года. Он работал на военном заводе ежедневно двенадцать часов, с 8утра до 8 вечера. Трудом своим помогал
фронту. Он действительно ковал оружие победы. Приходил до восхода солнца, уходил после его заката. Многоцветная радуга потеряла все цвета, кроме черного.
Михаил- тоже из моего поколения. Война застала его в пионерском лагере. Не дождавшись разрешения уехать домой, дети сами разбежались. По дороге конные
милиционеры поймали их и заставили рыть окопы. Но Миша убежал и оттуда.
Затем, уже вместе с мамой, он пешком ушел из, охваченного стальными немецкими щупальцами, украинского города. Они шли так долго, что стерлись подошвы башмаков. Босых, раздетых, их подобрали бойцы и усадили на проходящий на Восток поезд. В пути их бомбили, расстреливали самолеты на бреющем полете. Много мытарств они испытали по пути в Бухару, через два моря –Азовское и Каспийское, через горы Кавказа и пустыни Средней Азии.
В Бухаре мама быстро нашла работу. Она – швея. А мальчишка пошел учиться
в ремесленное училище, на токаря. После выпуска им обьявили, что они обязаны
отработать на промышленном предприятии четыре года по своей специальности. Их тут же мобилизовали и отправили в Свердловск , на Урал, « где десять месяцев зима, а остальное время- лето, лето, лето ». В пункт назначения, две сотни ребят прибыли только через два месяца полуголодного путешествия.
На заводе им предоставили общежитие, паек хлеба – черного кислого эрзаца 800 грамм, в столовой – гороховый суп и гороховую кашу. Молодому рабочему этого явно мало. Но больше нет – все идет на фронт. Одна из местных работниц не выдержала лишений, уехала в деревню за продуктами. Ее, как дезертира, судили и заключили в тюрьму на длительный срок.
Чугунная и алюминиевая пыль от проиводственных деталей так сильно вьелась в ладони, что не отмывалась месяцами.
После окончания войны, Михаил решил поступить в техникум. Но завод не отпускал – отработал, мол, только два года. Прокурор, толстый, вальяжный – не похудел за голодные военные годы – наложил положительную резолюцию на заявлении юноши. Уволили Михаила, но тут же лишили заводского общежития. Спал на вокзале, на уличных скамейках, в парке. Но учился…
Мы, дети войны, сильно ощущаем, что у нашей жизни отняли, отрубили целый период- детство, отрочество. Подобно человеку, у которого после ранения отняли ногу, а он все равно ее чувствует.
Сразу взрослыми стали в войну подростки Илья Котляр и Михаил Поляков.
Илья пережил все круги ада еврейского гетто. Весной 1944 года, после освобождения, его призывают в действующую армию. Он еще год воюет с немецкими захватчиками. На передовой. Пулеметчик. За умелые боевые действия и личную храбрость его награждают двумя орденами Славы.
Миша убежал на Северный флот. Но юнга не проходил мореходных классов. Матросом он становился в ходе морских походов и битв. Ведь шла война. И он воевал. Подавал снаряды артиллеристам. Тушил пожары на корабле. Бросал бомбы за борт. И мерз в жестокие белые холода. И лежал пластом, когда одолевала морская болезнь, к которой так и не привык. Со временем, морской шкет в малюсенькой тельняшке и крошечной бескозырьке, превратился в настоящего моряка, храброго воина.
Нас хотели уничтожить физически. Ломали наши души. А мы выстояли назло
врагам. Не потеряли честь и сердце. Нашли достойное место в обществе.
Чтобы окрепнуть, чтобы твердо стоять на ногах, Игорь Штайгман, в свободное от
работы время, записался в юношескую школу бокса. И занимался в ней, набивая
шишки, настойчиво совершенствуя мастерство. Участвовал во многих армейских и профсоюзных соревнованиях. Завоевывал призовые места. Удостоен звания « Мастер спорта СССР ». Закончил Львовский институт физкультуры. Стал умелым
педагогом. Но он еще и безгранично добрый и отзывчивый человек. Ему отвечают любовью его близкие и родные, и товарищи и ученики, которые живут сейчас во многих странах: в Украине, Германии, Канаде, Израиле, здесь, в Нью- Йорке.
Михаил Шендеров всю жизнь учил детей плаванию. Он за час может научить держаться свободно на воде. Но он, не только учитель, но и старший товарищ и друг. Он, со своими юными учениками, каждое лето выезжал в летние лагеря со Свердловска к Черному морю . У него трое своих детей. И семь внуков. Двое из них-талантливые молодые ученые – онкологи. Об их успехах писала американская и русская пресса.
Михаил Поляков после войны вернулся в свой родной Харьков. И стал виртуозом
– парикмахером, непревзойденным мастером своего дела. Попасть к Мише было не так просто .
У Ильи Котляра тоже солидный послевоенный опыт: институт, инженер, главный инженер ряда крупных предприятий, семья –дети, внуки.
Автор этих строк – подполковник – инженер, прослуживший в Советской Армии около 30 лет.
Мы видели волчий оскал войны и Катастрофы. Но не сломились. И состоялись.
Mikhail Ruzhanskiy